Холлэм опустил корзинку на траву, уже местами начинавшую желтеть. Нехарактерно, но для нынешнего года и это могло стать нормой: кажется, он где-то слышал, что обещали ранний снег и даже заморозки, так что последние лучи ленивого солнца нужно было успеть поймать на холст.
Иногда Холлэм немного завидовал колдографам. Кажется, им все давалось очень просто, поймал кадр - и он вечно будет жить в белой рамке колдографии. Рисовать тяжелее, момент улетает, а ты остаешься с эскизом, который не в силах закончить, потому что момент упущен. У Холлэма было много таких рисунков, незаконченных, иногда едва начатых, все их давно пора было выкинуть, но почему-то он этого не делал. Многие были против такого решения, Хезер - в их числе.
Забини расстелил плед, то и дело косясь на девушку рядом. В принципе, ему было плевать на погоду и время суток, рисовать ее он мог всегда, потому что она была всегда прекрасна. Он это помнил еще с детских лет, уже тогда Хезер выглядела как куколка, но дело было не во внешности. Возможно - Холлэм не был в это уверен, но все-таки - он даже видел ее без макияжа, и магия состояла в том, что Блечли всегда была прекрасна. В ней точно было что-то от нимфы или вейлы, а может - от обеих, и эта особая красота пленила.
Про них никогда не ходили слухи, всем было понятно, что между такой девушкой, как Хезер, и Забини ничего быть не может. Прелесть отношений состояла в легкости, с которой они подходили друг к другу, эта дружба была отдушиной для Холлэма, который временами задыхался в клетке, которую сковал себе сам. Были темные пятна - конфликты из-за Эрики и с Эрикой, но в основном все было в разы лучше, чем сам Забини мог себе представить несколько лет назад.
Еда была выдана заботливыми эльфами, для них слово "пикник" приравнивалось к походу в дальние дали, главные поварята Хогвартса снабдили двух студентов всем необходимым и даже больше. Хотя для самого Холлэма еда занимала далеко не первое место.
Он притащил с собой небольшой мольберт, хотя знал, что скорее всего рисовать будет на коленях, как обычно. Краски и карандаши легли в траву двумя коробками, на сегодня Холлэм еще не определился, чем будет рисовать. Он сказал Хезер, что хочет попробовать изобразить озеро, но они оба знали, что не озеро будет главным героем новой картины.
Если мгновение задержится, конечно, на достаточное время, чтобы успеть заключить его в рамку своей работы. Сегодня этим мгновением была Хезер.

Холлэм хмыкнул. Он всегда хмыкал, когда не находил слов, а сейчас с ними было особенно тяжко. В детстве все было проще: отцы дружили, дети тоже, тогда еще не было всех этих глобальных подростковых проблем, которые теперь прибивали к земле огроменной кувалдой реальности. Тогда все было проще и светлее, сейчас же все тонуло в лучах умирающего солнца. Оно будет умирать долго, три месяца, может, больше, пока не закопается в белесые облака на сером небе, не увязнет в этой трясине, уступая место снегу.
Снег греет зимой больше, чем солнце. Он не лицемерит, как оно, лениво выглядывающее откуда-то из серой трясины. Оно как бы есть, но его нет - тепла нет, а свет - это отражение от снега. Снег честнее и мягче. Но до него еще три месяца общения с угасающим светилом.
Единственное его преимущество - то, как лучи путаются в волосах Хезер. Теряются, вплетаясь между прядями, обнимают их мягким сиянием, и она еще больше похожа на фею. Хороша, как ведьма, прекрасна, как фея, легка, как нимфа. Холлэм чуть улыбнулся, отводя взгляд от колдокамеры, которая поначалу заставляла его немного хмуриться. Милая дружеская насмешка над его нелюбовью к этим штукам, такие шутки он ценил, но только от очень ограниченного круга людей.
Забини опустился на плед рядом, укладывая на колени планшет с прикрепленным листом плотной бумаги. Редкий случай, когда он будет рисовать не в блокноте, и на это были свои причины. Холлэм хотел подарить готовый рисунок Хезер, но пока об этом ей не сказал. Он боялся, что не получится, тогда работу можно будет просто скомкать и выкинуть, а лучше - порвать, а лучше - сжечь. К своим творениям Холлэм относился ревностно и бессердечно одновременно: он охранял их от чужого взгляда и уничтожал при малейшем намеке на то, что на них что-то не так.
Этот рисунок был обязан стать особенным. Почему-то Холлэм никогда не дарил ничего из своих зарисовок Хезер, хотя она появлялась на листах блокнотов чаще, чем кто-либо. Теперь же Забини морально подготовился к тому, что это увидит еще кто-то, кроме него и нее, а это значит, что он должен был быть идеальным. Именно поэтому ошибка его так пугала.
- Ты не против, если я буду рисовать тебя? - формальность стоило соблюсти, поэтому Холлэм все-таки уточнил, что собирается рисовать не озеро, а именно ее. В его руках уже появился карандаш, между ними была корзинка с едой и факультетская пропасть, но сейчас это ушло на задний план. В детстве все было проще, теперь надо упрощать самим.

Отредактировано Hallam Zabini (2015-08-21 21:54:34)

От такого ответа Холлэм немного растерялся. Хотя нет, даже много, понадобилось достаточно много самообладания, чтобы не уронить карандаш, а вместе с ним и челюсть. И только секунд через тридцать он сообразил, что это, должно быть, была дружеская шутка, еще одна, которую он принял всерьез.
Забини смешно фыркнул, машинально проводя рукой по пока еще пустому листу бумаги, снова цепляясь взглядом за волосы девушки. Он не знал, как будет передавать их магию в рисунке, но готов был рискнуть. Перехватывая карандаш покрепче, Холлэм начал проводить длинные линии, намечая контур лица, хорошо ему знакомого.
- Ты знаешь, что я нечасто рисую людей, - получилось немного хмуро, Забини не слишком любил говорить о своем "творчестве", тем более, когда он был сосредоточен.
На белом листе появились призрачные очертания девичьего лица, и Холлэм придирчиво их оглядывал, размышляя, продолжать работать с этим наброском или попробовать заново и получше. Новое требование застало его врасплох.
- Стихи? - Забини кашлянул, слегка краснея.
Из головы сразу вылетело все, что он когда-либо знал, начиная от текстов песен и заканчивая детскими стишками. От напряжения хаффлпаффец вгрызся в карандаш, уставившись на озеро и сосредоточенно перебирая чертоги своей памяти, чтобы вытащить оттуда хоть что-нибудь.
- Столетьями хранимые черты -
Глаза, улыбка, волосы и брови -
Мне говорят, что только в древнем слове
Могла всецело отразиться ты, - пробормотал Холлэм скорее себе под нос, чем вслух, первое, что всплыло в памяти. Этот банальный сонет он писал несколько раз в своем блокноте, планируя добавить его целиком на тот портрет Хезер, который можно будет назвать идеальным.
Смотреть на девушку Забини не решался, краснея сильнее и с удвоенной сосредоточенностью принимаясь за рисунок.

- Конечно, не сам, - пробормотал Холлэм в ответ, но выпадая из разговора на несколько минут из-за рисунка.
Хезер была особенной моделью. Нет, даже не моделью... И музой ее не назовешь. Забини даже поморщился, теперь понимая, как ему не нравится это слово. От него веяло банальностью.
Нет, Хезер не была банальной... Красивая и легкая, как ветер на рассвете. Да, именно такой ее воспринимал Холлэм. Немного капризная, немного легкомысленная, немного невнимательная и капельку вредная - такой она была.
Прошлое всегда кажется нам немного не нашим. Как будто кто-то следил за нашей жизнью и снимал про нас кино, которое теперь мы украдкой вспоминаем, и кадры мелькают перед глазами сквозь какую-то пелену. Холлэм помнил что-то из прошлого, очень давнего прошлого, и в этом чём-то была она - Хезер. Всегда лёгкая, всегда красивая, она даже ребенком была милее всех. Он это хорошо помнил, в отличие от того, кем он был сам.
Кажется, он даже был в нее влюблен. По-детски, неуверенно, с сорванными с клумбы цветами, которые она, смеясь, закладывала за ухо. Она часто смеялась.
Забини улыбнулся, прорисовывая линию губ, изогнутых в озорной, хитрой улыбке. Она была кошкой. Красивой, грациозной, ловкой. А он мышонком, которого она навсегда пленила своей красотой.
- Ты что-то сказала?.. - Холлэм переспросил на автомате, еще не полностью возвращаясь к реальности.

От резкого движения рядом Холлэм встрепенулся и отвлекся от своей работы. Набросок был готов, и, как ни хотелось хаффлпаффцу продолжить его прямо сейчас, он вдруг вспомнил о том, что является джентльменом. Это качество было запрятано где-то очень глубоко, но оно было, и сейчас неожиданно решило проявиться и напомнить о себе.
Забини отложил планшет и начал вытаскивать из корзинки разные вкусности, неловко раскладывая их рядом, пока избегая смотреть на Хезер. Он не был уверен, что является причиной ее недовольства, но перестраховаться стоило.
Хаффлпаффец знал, что во время рисования он полностью выпадает из реальности, больше напоминая предмет интерьера. Наверняка, именно так случилось и сейчас, но Холлэм сам не знал, что мог пропустить за то время, пока делал эскиз.
- Как насчет сыра?
Холлэм кашлянул, протягивая на тарелочке нарезку, надеясь хоть этим немного разрядить обстановку. Хезер была прежде всего девушкой, равно загадкой, равно ребусом, в которых Забини никогда силен не был. Сейчас он немного чувствовал себя сапером, потому что совершенно не хотел испортить эту встречу. С возрастом они общались все меньше, и он ценил то время, которое они проводили вместе.
- Прости, - хафф неловко потер затылок. - Я увлекся рисованием. А что у тебя там было? - скомканный лист вызывал интереса не меньше, чем если бы Хез просто спрятала рисунок.

Отредактировано Hallam Zabini (2015-11-23 23:58:32)