Каждый раз теперь, глядя на Кару, Поттер чувствовал себя последним куском дерьма. Его не часто посещало чувство вины, не говоря уже о том, чтобы погрузиться в него полностью, уйдя с головой.
По всей вероятности Оллертон отказалась от мысли идти на абордаж, покорять сердце слизеринского принца, но кроме этого в ней, казалось, где-то внутри кто-то выключил свет. Привыкшие постоянно слышать везде ее голос, гриффиндорцы неумело заполняли паузы натянутыми шутками, но они не смешили, а только прибавляли неловкости. Конечно, подавляющее большинство этого почти не замечало, но Джей, привыкший видеть рядом с собой подругу с вечной улыбкой на губах, больше других был подавлен.
Он вновь и вновь прокручивал в голове тот их странный разговор, и не узнавал себя. К чему было это все? Когда он так сильно изменился, что позволил себе то, чего никогда не позволил бы раньше: поиграть чужими чувствами. Конечно, алкоголь развязал ему руки, но это оправдание звучало слишком жалко, чтобы быть правдой. Мир стремительно сжимался вокруг него, сдавливал грудь, оборачивая в мерзкую пленку отвращения к себе, отвращения и страха. Джей думал, что отказывая подруге, он сохраняет тем самым свою порядочность, но получилось как раз наоборот.
Чуть больше недели он тщетно искал возможности поговорить с Карой наедине, но она всякий раз оказывалась проворнее. Поттер позволял ей уйти, думая, что может все рассосется само по себе, но он ошибался, потому что рану нужно вскрывать, чтобы выпустить гной и очистить ее.
Тренировка закончилась рано из-за непогоды, в преддверии Рождества морозы принесли с собой снег и метели, а ближайший матч планировался не раньше февраля, так что команда не успела как следует размяться, как свисток капитана оповестил их о досрочном освобождении. Сжимая и разжимая окоченевшие руки (в толстых перчатках сильно-то не полетаешь), Джеймс приплясывал на краю поля, когда одинокая фигурка гриффиндорки приблизилась к нему.
- Дела подождут. - спокойно ответил Поттер, прислоняя свою метлу к стене раздевалки и жестом предлагая девушке прогуляться по полю.
- Поговорим, ты не против? - он бросил несмелый взгляд на Оллертон, и пока она не успела придумать отмазку, чтобы ретироваться, продолжил. - То, что произошло той ночью.. мне так жаль, что так вышло. Я.. хм, прости, я напился, но это, конечно, не повод позволять себе распускать руки. И теперь мы почти не разговариваем. Мне очень паршиво.
Он остановился и бросил взгляд на быстро темнеющее небо, слово спрашивая у него подсказки или намека, как подобрать нужные слова. Холодные снежинки больно впивались в лицо и шею, но эта боль была даже приятной, она отвлекала от той, куда глубже и сильнее, что подтачивала его изнутри.
