тик -
дергается стрелка настенных часов, на которые Фрейя бросает очередной взгляд, пятый за не отсчитанную до конца минуту. не пройденный круг полоски металла ей самой кажется бесконечным, одним из уровней Ада, что никак не закончится. ей кажется, она здесь проходила уже раз пятнадцать, через все это уже проходила, прогоняли по узкой тропке, проложенной чужими языками, выстланной фразами как осенними листьями, и сухими, и скользкими.
отец сжимает Фрейе плечо, чтобы не дергалась и не сбежала, ей волей неволей приходится слушать разговоры друзей родителей, а точнее, друзей отца и знакомых матери, каждый второй из которых считает своим долгом назвать Голдстейн малышкой, две трети - задать дурацкий вопрос о работе и учебе, девяносто девять процентов  - сделать комплимент бывшей Паркинсон, и это, пожалуй, единственное, что звучит хоть немного искренне, в остальном слизеринка видит тусклый блеск лицемерия и не верит ни доброжелательным голосам, ни заинтересованным выражениям лиц, ни ласковым улыбкам.
на мать Фрейя смотрит искоса, та вежливо улыбается в ответ на все фразы, жестом скорее благосклонным, нежели смиренным чуть опуская подбородок, чтобы вздернутый кончик носа не так бросался в глаза. дочь Панси Паркинсон делает тоже самое, но в зеркале, где мелькает её отражение, насмешливо улыбается все тот же хорек. она отворачивается, резко, с плохо скрываемым раздражением, и выворачивается из отцовской ладони.
наверное, это нормально - ненавидеть всех вокруг. пятнадцать лет, максимализм и природная категоричность характера.
нормально - желать, чтобы вспыхнули алым пламенем стены, мебель, мантии присутствующих волшебников. и, пока на лаковых поверхностях будут танцевать огненные языки, пока плавиться будет кожа и распадаться на части дерево, первым треснет то самое зеркало.
взгляд отца попадает стрелой меж лопаток, оклик матери цапает щеку, Фрейя дергает плечом, растворяясь в толпе лицемерия. это как двигаться на карусели, пытаясь оказаться выносливее отточенного механизма. гладить разукрашенные морды деревянных лошадок и улыбаться, рисуя положительные эмоции на своем лице.
лучше было бы сразу резать улыбку глазго.
Фрейе не до веселья.
незнакомый дом, его переходы и лабиринты, подхватывают и уносят, заманивают поворотами, как шотландская речная нечисть манит путника изгибами конской шеи. выше и дальше, в прохладных холл, на главную лестницу, коридоры липнут к плечам паутиной, тени решеток оконных рам прячутся в прядях темных волос вместе с отблесками светильников. еще коридор, еще лестница, темнее и тише, голоса волшебников обращаются монотонным шумом, больше похожим на шелест в верхушках лесных деревьев. Фрейя делает глубокий вдох - чувствует свежий воздух, беспокойные кончики волос подтверждают догадку.
несколько ступеней - каменная площадка, кованые перила и парень с книгой в руках. Фрейя не утруждает себя удивлением - ей известно, что это дом Забини, что Забини - однокурсник родителей, и, кажется, она не уверена, близкий друг матери, разумеется, только школьных времен. и Забини, уже её однокурснике, сидящего прямо на каменном полу балкона, не считает особенным зрелищем. он занят чтением, и ей пока не мешает.
вдали от бессмысленных разговоров по неясному поводу с непонятными людьми время, в тишине, почти ощутимой под пальцами, минуты, исчисляемые до этого количеством глупых вопросов и фальшиво сияющих улыбок, сливаются в один миг молчания, момент, когда мысли в голове звучат громче любого внешнего звука, сталкиваются друг с другом, пытаются перекричать. Фрейя опирается на перила.
- ненавижу, - тяжелое слово срывается с языка и неожиданно легко тает в вечернем воздухе.
время сдвигается с места, дергается уголок губы.
- так.

море.
ненависть - это море.
можешь бороться с ним, бить по волнам руками, сопротивляться, пытаться выплыть, но в конечном итоге оно захлестнет тебя с головой. Фрейя не дергается, покорно глотая морскую соль, её терпкий привкус на губах кажется даже привычным, настолько родным, что она не сразу понимает, что позволила эмоции выбраться на свободу - мелкой капле неспокойного моря перелететь через борт суденышка, забрызгать ног ей и тому, кто вдруг оказался рядом. так естественно звучит её "ненавижу", что не кажется лишним, не заглушает плеск мыслей о стенки черепа - их перебивают другие слова, звуки чужого голоса и взгляд чужих глаз.
она не забыла, помнит - на балконе их двое, но все же вздрагивает от неожиданности, кисть дергается и бьется о кованый металл, Фрейя поворачивает голову, не слишком быстро, и смотрит в лицо Забини, прищурившись, изучая, переосмысливая его слова и выискивая подвох, намек, упрек с подозрительностью частного детектива. не обнаружив дурных намерений, Голдстейн поднимает забрало оборонительного молчания.
- неудивительно, - говорит без злобы, кивает на собрание печатных страниц в руках Забини, - любовь, добро и справедливость бывают в книжках, - взгляд на обложку падает под углом, символов заголовка не разобрать. - не знаю, что ты читаешь, но, насколько мне известно, без слов о благородстве ни одна книга не обходится.
губы на пару мгновений меняет усмешка и слетает с них так же как слово. Фрейя отворачивается и смотрит вдаль, поверх садовых дорожек, аккуратно постриженных лужаек и ухоженных кустов. море внутри успокаивается, от берегов уходит отливом, Голдстейн вздыхает спокойно и еле слышно, окружающий мир вновь обретает резкость и свои углы, теряет вязкость застывшего времени, впивается куда-то в бок, где отдается доносящийся шум нижних этажей.
- а уголок ненависти внутри, не снаружи. он расположен в моей голове, - всегда под рукой, как щит или нагрудник доспехов, при случае - меч и копье. она носит его, пожалуй, даже с гордостью, с ней все просто и понятно, а Холлэм...
сын хозяина дома, внук организатора собрания лицемеров, уходит так далеко, как только можно уйти от основного "веселья". Фрейя задумывается лишь на секунду, складывая кусочки мозаики. возможно, картинка совершенно иная, и по большому счету ничего не значит, но Забини друг матери, Фрейя - её копия, и ей интерсно знать.
- и в твоей тоже.
ненависть - это море. оно растет и тихо плещется.
не сбежать, не засыпать, не высушить. и до дна не выпить.
- не отрицай.